Такая позиция представляется мне более здоровой, чем обреченное "уже ничего не изменить, все-равно все трансгенное: пшеница, томаты, яблоки...". Согласитесь, бояться и быть одновременно готовым употреблять продукты, считая все вокруг трансгенным, вредно для психического здоровья. Поэтому сразу спешу успокоить самых впечатлительных: на прилавках пока еще нет ни трансгенной пшеницы, ни томатов, ни яблок.

Как ученый, я привыкла принимать решения, располагая максимумом информации по тому или иному вопросу. При этому мне особенно важно, насколько такая информация достоверна, прозрачна, каково вообще ее качество. Статьи, которые я напишу на тему ГМО, адресованы в первую очередь тем, кто разделяет подобный подход. В этом смысле надпись на продуктовой этикетке "Не содержит ГМО" не отвечает ни одному из требований к информации: я не знаю, какого именно ГМО там нет, мне не понятно, кто и как проверял продукт на содержание ГМО, я до конца не понимаю, зачем вообще на этикетку нанесли эту информацию. С точки зрения разумного потребителя, сообщение "не содержит ГМО" можна смело считать нулевой информацией. Она не столько сообщает что-то, сколько манипулирует мною как покупателем.

Для всех, кому по-настоящему важен учет и контроль, есть хорошая новость: вся текущая информация касательно всех современных ГМО доступна как на глубоком профессиональном уровне, так и для потребителей, тщательно систематизирована и открыта для всех желающих ее получить. Всех, владеющих английским, отправляю на сайт GMO Compass. Тут собраны все мировые правовые документы, дискуссии, научные статьи, допуски, результаты анализов, кто, когда и каким образом делал те или другие ГМО, где они выращиваются, в каких объемах, на какой стадии допусков новые сорта, что уже сделано и что планируется сделать. Тут есть все — начиная с информации про то, какие ГМО уже есть на прилавках, и до лабораторных протоколов детекции. Все, что можно посчитать и учесть — посчитано и учтено, включая оценку черных рынков. Своей задачей вижу скорее раскрытие плюсов и минусов ГМО, оценки рисков и сравнение с уже существующими технологиями.

Итак, начнем с азов. Прежде всего предлагаю раз и навсегда усвоить: у всех ГМО есть единственное общее свойство — искусственное внедрение в геном организма неких определенных и вполне известных генов. На этом их общность и заканчивается. Все ГМО отличаются способами внедрения генов, конструкциями генов, а также свойствами, которые приобретает организм в результате внедрения. Другими словами, сгребать все ГМО в одну огромную кучу не стоит. Это неграмотно. Все равно, что сказать, мол, все лекарства обладают общими свойствами и все лекарства это плохо (или хорошо). А общего у лекарств только одно - они как-то влияют на наш организм, борясь с болезнями, при этом и способы получения, и способ влияния на организм, как мы все знаем, у всех у них разные. (Хотя сравнение ГМО с лекарствами меня тоже несколько коробит. В конце-концов ГМО мы употребляем как нормальный ежедневный продукт, а не в экстренных случаях. Поэтому лучше тут же забудем эту метафору).

Впрочем, раз мы имеем дело с продвинутой технологией, которая изменяет геном, вполне естественно, что такой технологии мы будем уделять заведомо больше внимания, чем традиционному выращиванию обычной свеклы на огороде или поеданию картофельных чипсов (часто непонятно как произведенными, но это детали, которые мы оставим пока без внимания). Уверяю вас, что ГМО как раз и находяться под таким неусыпным и пристальным контролем ученых, которое не сравнится ни с каким другим продуктом деятельности человечества. Лично я считаю, что это хорошо и правильно!

Также для вступления признаем тот неиспоримый факт, что в руках у человечества есть технология, позволяющая изменять геномы любых организмов: вирусов, бактерий, грибов, растений, животных или даже человека. Есть технология — ее будут применять. Как и любая другая технология, она может использоваться как в благо, так и во зло. Как и любая другая технология она лишена нулевого риска. Больше того! Как всякая новая технология, она полна самых разнообразных рисков! И риски эти разные, раз уж, как я уже писала выше, ГМО разные, способы получения их разные, свойства у них тоже разные и цели создания у них разные. Все возможные риски можно условно разделить на экономические, юридические, экологические, риски для употребления и здоровья и даже социальные и политические. На все, возникающие по ходу развития технологий, вопросы приходится отвечать не только ученым или технологам, но и экономистам, социологам, юристам, экологам, врачам, политикам и даже философам. А поскольку сама технология чрезвычайно сложна, часто необходим диалог профессионалов из самых разных областей знаний.

Технология таит в себе великое множество подводных камней, сложных нюансов. Нам, как потребителям этой технологии, не пристало уклоняться от разговора и тем более позволять манипулировать собой посредством наших же страхов, заблуждений или сознательной дезинформации. Не в раю, чай, живем. Окружающий мир и без того достаточно зыбок и полон опасностей. Самое глупое, что можна было бы сделать — запретить технологию, которая может сделать нашу жизнь качественно лучше, вместо того, чтобы изучать, оценивать риски, чтобы быть готовым вовремя среагировать в случае опасности и предотвратить последствия.

Главной проблемой любой технологии, причем скорее философской, чем научной всегда оставалась невозможность доказать ее стопроцентную безопасность. Не то, чтобы 100% безопасности не существовало или ГМО обязательно опасны. Это встроенная проблема научного поиска — логически невозможно сконструировать такой эксперимент, который бы подтвердил ее 100% безопасность. Мы ограничены в знаниях и не можем знать всех факторов, которые следует учитывать. Мы можем только отделить опасность большую от опасности меньшей, исходя из наших сегодняшнего уровня понимания мира. С этим научным фактом действительно придется смириться и научиться как-то с ним уживаться. Да, такая негарантированость не добавляет уверенности и оптимизма, но и в ней есть свой позитив. Зная этот непреложный научный факт, мы легко разглядим лукавство тех, кто требует от ученых доказать 100% безопасность ГМО. Да, мы не знаем всего о генах. Возможно, мы вообще никогда не будем знать всего о генах. Но ученые научились работать с геномом, изменять его, получать заданные свойства, значит, кое-что в геноме ученые смыслят, понимают и работу генов и риски, связанные с их манипулированием.

Открываю я как-то одну немецкую статью о ГМО в каком-то журнале, которая начинается трогательными словами "Семенные корпорации хотят запретить фермерам делать то, что они делали испокон веков — сохранять посадочный материал и высевать его на следующий год". Я подумала - как же мы мало знаем о сегодняшних фермерах. И о корпорациях.

Для начала, нам надо осознать, что фермеры тоже как бы потребители. Потребители посадочного материала. А фирмы, которые поставляют семена — поставщики своего рода услуг. И у фермеров, и у фирм есть свои интересы, которые отличаются.

Фермеры, как и мы, потребители, бывают разные. Есть одиночные фермеры с маленьким хозяйством, есть среднее фермерство, есть большие сельскохозяйственные компании. У каждого из них разные возможности и эффективность, хотя и интерес общий — получить максимальный урожай.
Фирмы — производители семян тоже разные. Есть небольшие селекционные фирмы, специализирующиеся на одной культуре, есть середнячки и есть большие корпорации, у которых есть средства не только для селекции, но и для серьезных научных исследований и новых разработок. Фирмы заинтересованы продать посевной материал, причем их посевной материал должен быть привлекательным для фермера. Это понятно. Фермеры пользуются нашей особой потребительской симпатией, потому как считается, что они преследуют благородную цель — накормить нас. Это приблизительно так же справедливо, как и то, что производители машин хотят дать нам возможность предвигаться, а банки хотят удобно хранить наши деньги.
И банки, и автомобильные заводы, и фирмы, производители семян, и фермеры хотят помимо всего прочего — получить прибыль.

Но вернемся к фермерам. Независимо от размера фермерского хозяйства, даже если это 10 соток, прежде, чем получить прибыль, надо раскошелиться. Сюда входит аренда земли, подготовка почвы, а это расходы на машины, топливо для них, удобрения для земли, полив гербицидами против сорняков (или ручная прополка), семенной материал, посев, обработка пестицидами против различных вредителей (или ручной сбор), полив, уборка урожая, сортировка, хранение. В результате, доход от урожая должен быть больше, чем расходы. И, если есть возможность сберечь урожай от вредителей или погодных условий или облегчить его обработку, то фермер этим обязательно воспользуется в меру своих финансовых возможностей. То есть мы догадываемся, если фермера не ограничивать — он готов вылить на поля такое количество пестицидов, которое ему позволит карман или законодательство, лишь бы урожай был хорошим.

Теперь мы подошли к посадочному материалу.

1. Миф 1й. Ежегодная закупка посадочного материала — ноухау от ГМО.

Кажется логичным, что самый дешевый вариант, это достать из закромов свои прошлогодние семена. Но хранение это тоже дополнительные расходы: поддержание температурного режима в хранилищах, обработка хранилищ против вредителей и грызунов, кроме того, регулярное культивирование одного и того же материала часто приводит к накапливанию вирусных заболеваний или даже генетическому вырождению. Более того, часто меняется конъюнктура рынка — вчера было выгодно выращивать свеклу, сегодня есть госсзаказ на рапс. Поэтому многие фермеры предпочитают закупать готовый семенной материал и не только уменьшить расходы на хранение, а также понизить риски. Что это значит? Фермер не только покупает семена на фирмах. К семенам прилагается технология выращивания, а также гарантия, что материал качественный. И если семена не взошли или дали низкий урожай при соблюдении технологии, фермер требует выплату неустойки от фирмы производителя.

Но и это еще не все. Например, кукуруза, сахарная свекла, шпинат, брокколи, лук и томаты дают значительно больший урожай, если высаживать семена гетерозисных F1 гибридов. Собирать и высаживать семена от таких гибридов на следующий год не имеет смыла, они генетически расщепляются уже в следующем поколении. Производство таких гибридных семян — это сложный процесс, требующий ежегодного поддержания чистых линий с последующим переопылением, согласно сложных схем. Это делается все на семеноводческих фирмах. По некоторым оценкам, еще в 1965 году до 90% кукурузы и сахарной свеклы выращивалось именно гибридной. Это означает, что фермеры и так ежегодно покупают семена этих культур, что гарантирует им высокий урожай минус расходы на хранение.

Итак, вывод первый: коль скоро мы собираемся сравнивать ГМО и обычные растения, то как минимум на примере кукурузы и сахарной свеклы мы можем смело утверждать, что ежегодная закупка семян этих двух культур — это обычная практика в фермерском хозяйстве и без ГМО. И никаких особенных протестов ни фермеров, ни беспокойства общественности этот факт не вызывает.

Теперь, когда мы уже знаем эту особенность фермерского хозяйства, перейдем к проблеме номер 2.

2. Стерильные семена — угроза сельскому хозяйству, экономике и природе.

Факт 1. Сегодня, в 2009 году, пока еще нет ни одного, допущенного к коммерческому культивированию, стерильного ГМО.

Однако к этой теме проявляют интерес с двух сторон, опровергая друг друга и всех запутывая, экологи и монополисты — производители семян. А когда на это накладывается конспирологический флер, то получается и вовсе непонятно.

Экологи, как им и положено, стоят на страже интересов окружающей среды и обеспокоены возможными непредвиденными последствиями — вруг какой сорт растений, в результате особенно удачной генетической комбинации, акклиматизируется в дикой природе и нарушит биологическое равновесие. Должна признать, что волнения экологов в общем-то понятны, хотя больше теоретические и умозрительные, чем фактические. Очень сложно, практически невозможно предсказать, какими свойствами должен обладать окультуренный сорт, чтобы вырваться на природу (сейчас эта тема стала модной, есть интересные факты и я со временем об этом напишу). Все культурные сорта «заточены» под человеческий уход и пока еще не было случая, чтобы какой томат или даже кукуруза «убежали» в дикую природу. Они не выживают. Есть еще риск переопыления с другими сортами, при условии, что растение переопыляется, или дикими предками там, где они еще растут. Например, жителям Европы не стоит волноваться о переопылении кукурузы с дикими видами, потому что их там нет. Пшеница, например, самоопылитесь, и риск переопыления с другим сортом всего 1% и то, при соблюдении целого ряда факторов. Впрочем, эти волнения, даже если они и обоснованы, точно так же касаются и традиционных методов селекции. Поэтому адресовать эти вопросы только ГМО не стоит. Однако, ученые озадачились этим фактом и стали искать методы, препятствующие распространению ГМО в природе (хоть и процент вероятности очень небольшой).

2а. Какие есть возможности предотвращения неконтролированного распространения ГМО в природе?

Первым, самым очевидным и простым подходом — изучение возможности применения цитоплазматической мужской (пыльцевой) стерильности. Существует определенный ген, который расположен в митохондриальной ДНК, который вызывает явление пыльцевой стерильности. Факт пыльцевой стерильности известен давно, уже в 1970 году 85% культивируемой американцами кукурузы, были гибридами, несущими этот ген. Преимущества этих гибридов в большей урожайности и возможности плотных посевов.

Однако оказалось, что эти гибриды неустойчивы к одному заболеванию, поэтому постепенно уходят с рынка за исключением некоторых стерильных сортов с особенно высоким содержанием жиров. Особенностями наследования и проявления пыльцевой стерильности у кукурузы и подсолнечника занимаются в Швейцарии, Германии, Болгарии и Франции. Вероятно, эта технология будет взята в будущем на вооружение.

Второй, более сложный подход, перенос гена не в геном растения, а в геном отдельной органеллы — зеленого хлоропласта. Помимо того, что главная роль хлоропласта — фотосинтез, он еще содержит свой собственный геном. В пыльце хлоропластов нет, таким образом, пыльца всегда будет нетрансгенной и опасности переноса встроенных генов в результате переопыления отсутствует. Минус этой технологии в том, что встроенный ген будет работать только в зеленых частях растения. А если требуется его работа в семенах, то это не подходит во многих случаях.

Третий, пока что теоретический подход — изучение молекулярных причин, а также отдельных генов, которые контролируют переопыление: от генов, ответственных за нераскрытие цветка, до генов, ответственных за «распознавание» родственных геномов.

И совсем недавно, по мере развития технологии, открылся целый ряд новых возможностей, которые позволяют сделать генетически-модифицированные семена в следующем поколении невсхожими. Некоторые из них базируются на очень сложной технологии, о которой я уже рассказывала на примере мышей. Суть заключается в том, что встраивается не один ген, а три. Только один из них несет важный или полезный признак, еще один кодирует специальный фермент-«убийцу», а третий, кодирует ген фермента, который вырезает блокирующий участок между ферментом-«убийцей» и промотором, который этот ген включает. Эта вся система активируется обработкой тетрациклином семенного материала перед продажей. Это только один пример, а таких систем разрабатывается много и могут рассматриваться как перспективные возможности для предупреждения распространения ГМО в природе. Тем не менее, к этой технологии больше всего вопросов от биологической эффективности, этической допустимости до экологической безопасности. Тема активно обсуждается с точки зрения различных аспектов.

Все эти подходы в стадии изучения и разработки, хотя потенциально весьма перспективные.

Факт 2. Над поисками самых различных возможностей препятствованию распространения ГМО в природе очень активно работают ученые.

Тут я позволю себе лирическое отступление. Как же так, почему гибридные гетерозисные семена, которые и так ежегодно закупаются фермерами, не вызывают широких дебатов, а возможное искусственное изменение генома вроде бы из благих намерений защититься от вероятного экологического риска — вызывает возмущение и споры общественности?

Тут уже появляются уши больших компаний, которые не прочь соединить полезное (невозможность распространения модифицированных семян в природе) с приятным (постоянным доходом). И многим очевидно, что защита интеллектуальной собственности стоит на первом месте, а оценка возможных экологических рисков на втором. Попробуйте поразмыслить над фразой : «защита интеллектуальной собственности, которая базируется на искусственно сконструированной невозможности выращивания второго поколения растений». Те, у кого это утверждение вызвало определенный внутренний моральный протест, могут смело записываться в противники утилитаризма. Утилитаризм - этическая теория, где моральная ценность определяется полезностью. Мне кажется, что изучение и дискуссия об интуитивном этическом и моральном неприятии подобных ограничений находится в компетенции философов. Мы, потребители, тоже не сторонние наблюдатели, мы можем и обязаны высказывать свое мнение, чтобы они его учитывали. Однако, спустимся-ка с философских небес на землю.

Заманить фермера покупать заведомо стерильные растения можно в одном случае — когда они обладают каким-то признаком в культивировании, который может быть для него привлекательным. Это должно быть что-то значительно лучше традиционных сортов: небывалая урожайность, устойчивость к засухе, к холоду, к вредителям, болезням и к гербицидам. Оптимально — все в одном флаконе. Какой фермер от такого откажется? Однако, получить ГМ сорт со всеми качествами плюс стерильность пока еще невозможно, хотя дискутировать об этом можно начинать уже сейчас. Но мы оставим в стороне эту дискуссию, поскольку она все еще умозрительна, в то время как существуют и другие не менее интересные вопросы для обсуждения, актуальные уже сейчас. Например, ...

3. Экономическая угроза.

Долгосрочные договора. В вопросах промелькнула обеспокоенность, что произвоители ГМО-семян "подсадят" фермера на ГМО, как наркомана на иглу. Фирм, производителей ГМО-семян можно пересчитать на пальцах одной руки. Мы их все знаем, поэтому перечислять не буду, но уже и так понятно, что это сильно напоминает монополию со всем вытекающими отсюда последствиями. И действительно, фирмы проводят исключительно агрессивную политику маркетинга — например, заключение долгосрочных контрактов. Долгосрочные контракты — это именно та причина, по которой я старомодно пользуюсь карточками предоплаты на мобильном телефоне. Мне неприятно ощущение трехлетней кабалы у одного оператора и я хочу сама регулировать и контролировать расходы на разговоры. Уже ясно, что вопрос подобной "иглы" должен находиться в поле зрения антимонопольных комитетов, регулироваться соответствующим законодательством. Но запрещать ГМ-кукурузу в свете борьбы с агрессивной политикой маркетинга Монсанто, это все-равно, что запрещать все мобильные телефоны из-за долгосрочных контрактов операторов. Фирмы мотивируют это особенным удобством для фермера, нет необходимости заключать договора ежегодно, существует система скидок — это плюс. Но если меняется конъюнктура рынка и на следующий год выгодно садить рапс, а не кукурузу, то долгосрочный договор — это нехорошо. Этот вопрос должен решать для себя фермер, точно так же как я решаю, какого оператора мобильной связи мне выбирать.

Патентование. Вопрос неоднозначный, который точно так же имеет свои плюсы и минусы. Сначала о хорошем и полезном. Пока еще различных ГМО очень немного. Определить наличие ГМО в продуктах мы можем только в том случае, когда мы точно знаем, какой ген ищем. Если сейчас на рынке два десятка различных ГМО первого поколения, которые кроме гена, кодирующего определеное качество, несут еще и маркерный ген, определить его не составляет большого труда. ГМО нового поколения уже не содержит маркерный ген и если будет, скажем, 100 разных сортов ГМ-кукурузы, то для того, чтобы определить, какая именно ГМ-кукуруза в продукте, надо сделать 100 отдельных анализов. А если там еще и соя, то задача усложняется. И это, опять таки, дополнительно уточняю, возмножно только тогда, когда мы знаем какие именно гены мы хотим там определить. Сейчас каждый сорт, который вышел из стен фирмы производителя, патентован и сопровождается самым подробным описанием гена, метода получения, вплоть до протокола детекции. Эта вся информация открыта и доступна для любого пользователя интернета. Таким образом, патент автоматически подразумевает строгое описание сорта и прозрачность информации. В этом заинтересованы и мы, потребители, и фирмы, и фермеры.

Я не вижу иного способа заставить фирму документировать ГМО, кроме как патентования. Любое иное обязывающее законодательство можно спокойно обойти, потому как стоит малоизвестной фирме выпустить ГМО с никому неизвестным геном, то никто и никогда не сможет его определить, кроме как полностью прочитать геном, что в принципе возмножно, но это стоит пока столько, что о рутинном методе речи не идет. А фирма может назвать его обычным сортом с хорошими качествами и выпустить на рынок, как конвенциональный сорт.

Сорта, которые вывелись нашими предками, уже как бы эволюционно адаптированы и прошли многовековой тест на съедобность и безопасность. Зачем тестировать новое на себе? Нас устраивает веками проверенное.

Возможно, сейчас я отберу у вас немного уверенности, если скажу, что те сорта, которые вывели наши предки, имеют мало общего с тем, что сейчас произрастает на полях и с тем, что мы употребляем в пищу. Мутационные процессы происходят и сейчас, а селекционный процесс непрерывно продолжается. Недавно слушала научный доклад сотрудников крупнейшего европейского генетического банка культурных растений.

В подобных генбанках растения (виды, сорта), ежегодно высаживаются на поля, тщательно изолируются от возможного переопыления, и уже семена нового урожая отправляются в хранилища. Без пересадки и «освежения» семенного материала, теряется всхожесть, хотя самые первые оригинальные семена, которые поступили в банк, не выбрасываются, а точно так же хранятся уже многие десятки лет.

Кроме хранения, генбанки проводят различные научные исследования по биологическому и генетическому разнообразию. Например, изучают генетические профили экземпляров в коллекциях, сравнивают их. Все, наверное, слышали про методы генетических «отпечатков пальцев», который используется в криминалистике, где каждый конкретный индивидуум имеет свой оригинальный генетический профиль? Я не буду вдаваться в детали, но скажу, что подобные методы используются и для паспортизации сортов. Так вот, наконец-то кому-то пришла в голову очевидная на первый взгляд идея, сравнить генетические профили растений из семян, которые поступили в коллекцию очень давно, и тех, которые ежегодно скурпулезно высаживались, но одного и того же сорта.

И в общем-то, вполне предсказуемо обнаружилось, что уже за несколько десятков лет накопилось достаточное количество изменений в геноме растений, которое отразилось и на генетическом профиле. То есть генетически эти растения уже очень сильно отличаются. Причин этому много – это и мутационный эффект окружающей среды, и миграция по геному мобильных элементов, и спонтанный мутагенез, и вирусные инфекции. Мы наблюдаем факт, что уже через несколько поколений без нашего дополнительного вмешательства в обычной традиционной кукурузе, пшенице, горохе, которые вывели наши предки, происходят изменения в геноме, которые отражаются в фенотипе, биохимическом составе, или каких либо качествах растения – устойчивости или времени цветения. Вы спросите, почему мы их не замечаем? Во-первых, не все мутации проялвяются вообще, если они касаются третьего нуклеотида в кодоне. Во-вторых, далеко не все мутации зримо проявляются в фенотипе. Очень часто это незаметные глазу изменения состава белков или углеводов, или изменения времени цветения, или расстояние между почками, или длина корешков, или длительность созревания. Это те признаки, которые могут быть интересными только для специалиста. И наконец, очень редко мутации ощутимо влияют на жизнеспособность.

Тех, кого действительно взволновала нестабильность растительного генома, я сейчас успокою. Особенность растений, в отличии от животных, в том, что они неспособны «убежать» от неблагоприятных условий окружающей среды. Именно этим объясняют наличие у растений оргомного числа различных обходных биохимических путей, компенсирующих «поломки». Я много работаю с трансгенными растениями, в общем-то моя работа и заключается в том, чтобы какие-то гены «включать» или «выключать» в растениях и смотреть, как это внешне или внутренне проявляется с целью определить их функцию. Должна сказать, что в подавляющем количестве случаев вообще незаметно никакого эффекта и только скурпулезный биохимический анализ метаболитов и работы всех известных генов, показывает, что «хитрое» растение включило обходной путь в ответ на поломку.

Таким образом, пора забыть о том, что предки вывели и протестировали на себе хорошие сорта, а нам не стоит улучшать и экспериментировать. Процесс селекции непрерывный, он продолжается и мы тестируем на себе его результаты, независимо от того, традиционный ли это сорт, или ГМО. В этом смысле ГМО даже лучше. Почему? Потому что мы хотя бы знаем, что там поменялось.

Тут я расскажу еще одну историю из экспериментальной практики. Поступил нам в работу мутант ячменя с дефектом развития семени. Десять лет тому назад. За 10 лет тщательно рассмотрели по дням с момента опыления развитие семени под микроскопом. Описали. Изучили у него, какие гены включаются, а какие выключаются в различных тканях семени с того самого первого дня. Изучили вдоль и поперек метаболизм всех возможных биохимических путей. Уже все знаем. Не знаем одного – какой ген мутировал. И не узнаем, потому что с помощью этих подходов найти мутацию невозможно. А раз так, то мы и не узнаем, как выглядит тот мутировавший белок. А может он аллерген? А может он токсичный? А может, наоборот, полезный? Или нейтральный. Мы ничего о нем не знаем, кроме того, что его дефектная работа вызывает серьезные поломки в структуре семени, о которых мы уже знаем почти все.

Таким образом, мы можем допустить, что в результате спонтанного мутагенеза или мутагенеза, используемого в классической селекции, постоянно возникают белки с возможно новой конфигурацией, которые могут быть потенциальными аллергенами. Проблема в том, что мы не искали, мало того, мы даже не знаем, что искать. Мы можем приблизительно протестировать на потенциальную аллергенность. Мы также можем попытаться найти среди тысяч различных потенциальных аллергеных именно тот, который вызывает аллергическую реакцию. Я буквально на днях наткнулась на интересную работу по поиску белка с аллергенными свойствами в пыльце оливкого дерева. Это очень сложная работа, белок определили, но вот роль его совершенно не ясна.

И несомненное преимущество ГМО в том, что это как раз тот случай, что мы не просто знаем, что мы встроили и куда мы встроили, можем проверить его на аллергенность, токсичность, мы можем его отследить в поколениях и определить наличие в продуктах. Поэтому никого не должны смущать различные статьи об эффекте ГМО на организм, изучение его влияния, как потенциальный индуктор воспаления, например. Это нужные и правильные работы, возможно действительно обнаружится негативный эффект о котором мы будем знать и впредь делать выводы, дискутировать на эту тему и продолжать изучать. Но мы должны помнить, что эти работы существуют только по одной причине – мы знаем что искать.

В эту же тему отличная статья из economist.com: "Today scientists use thermal neutrons, X-rays, or ethyl methane sulphonate, a harsh carcinogenic chemical—anything that will damage DNA—to generate mutant cereals. Virtually every variety of wheat and barley you see growing in the field was produced by this kind of “mutation breeding”. No safety tests are done; nobody protests. "

Не поленитесь, ознакомьтесь с современными методами селекции. Там же есть ссылки на фото, как это выглядит в жизни.

В следующей серии мы более внимательно рассмотрим то, что уже известно о ГМО. Обладают ли они какими-то качествами, которые принципиально отличают их традиционных сортов. Это какая-то другая ДНК? Как их исследуют?

Развитие технологии генной модификации и употребление ГМО в пищу стимулировали целый ряд экспериментов по изучению судьбы ДНК в пищеварительном тракте. Не то, чтобы до этого этим не интересовались, просто состояние знаний виртуально позволяло предположить вероятность тех или иных молекулярных событий и по всему получалось, что никакой особенной опасности чужеродная ДНК нести не должна. Но для надежности необходимо экспериментально проверить и убедиться в правильности предположений.

В день среднестатистический человек с продуктами съедает 0,1 — 1 г ДНК (независимо от того, ГМО или нет). Содержание ДНК зависит от диеты. Например, растительное мало или рафинированный сахар вообще не содержат или содержат следовые количества ДНК. Продукты, состоящие из запасающих органов растений, такие как картофель или пшеница, содержат мало ДНК. Много содержат ДНК — животные ткани, дрожжевые грибы, бактерии.

Как мы знаем еще со школьных учебников, химически ДНК — это двойная цепь-полимер, где каждое звено этой цепи — один из каких-либо 4х нуклеотидов. Это справедливо для всего живого мира. Между растительными нуклеотидами, бактериальными и животными нет принципиальной разницы. Однако сама цепь ДНК подвергается различным модификациям. Например, метилированию, гидроксилированию или гликозилированию. У разных организмов эти процессы модификации могут происходить по разному. Например, животная ДНК метилирована на 50%, у бактерий процент метилированной ДНК значительно меньше. Наличие этих модификаций играет определенную роль в эффективности переваривания ДНК в пищевом тракте и определяет дальнейшую судьбу этой ДНК в организме.

ДНК, которую мы проглотили с пищей, отличается также по количеству закодированных там генов. ДНК бактерий содержит больше генных участков, в то время как ДНК животных и растений содержит много нетранслирующихся участков. Если мы употребляем пишу, инфицированную вирусом, то вместе с ней мы поглощаем много вирусных последовательностей. А если пища проходила процесс бактериальной ферментации (кефир), то продукт содержит много бактериальной ДНК.

Тут я позволю себе короткое лирическое отступление и напомню, что ген устойчивости к кукурузной совке, кодирующий Bt токсин, выделили из бактерии Bacillus thuringiensis. Пока его не встроили в геном кукурузы, его качества использовали другим путем — поля кукурузы обильно опыляли спорами этой бактерии. Это считается очень экологично, но естественно, что ДНК этой бактерии в результате все-равно попадала нам с пищей.

В процессе пищевариения 95% всей ДНК деградирует до отдельных нуклеотидов. Оставшиеся 5 % в виде кусков от 100 до 400 нуклеотидов могут дойти до кишечника. Тут на горизонте появляется эксперимент Шубберта, который взволновал сначала Ермакову, а следом за ней общественность. Эти результаты следует рассмотреть поподробнее, поскольку они цитируются всеми без разбора в различных контекстах, несмотря на то, что они органично вплелись в научный процесс и дополнились новыми подробностями.

Эксперименты.

Итак, еще в 1994 году в кельском университете в Германии решили проследить судьбу ДНК в пищеварительном тракте мышей. Для удобства мышей кормили из пипетки раствором, содержащим молекулу ДНК, которая кодирует последовательность бактериофага М13. Эту последовательность можно определять с помощью довольно простых методов. Обнаружилось, что ДНК не вся разрушается, а попадает в кровь в виде довольно больших кусков. В 1997 эксперимент усложнили и уточнили, что не только в клетках крови обнаруживается съеденная ДНК, но и в печени и селезенке.
В 1998 году добавили, что ДНК фагов М13, поступившая с пищей проникает через плацентарный барьер и обнаруживается в отдельных клетках плода мышей. Был большой соблазн экстраполировать эти результаты на любую, съеденную нами ДНК, хотя речь шла исключительно о бактериофаге М13 (вирусной последовательности). Причем скармливали его в достаточно больших количествах. В любом случае, эти результаты вызвали большой резонанс в научном мире. Большие вопросы вызывал дизайн эксперимента, скармливания большого количества вирусной ДНК это далеко не тривиальный случай. Установили, что эта специфическая ДНК не подвергалась правильной модификации — метилированию. Впрочем, это все стимулировало новые исследования, но учитывая на сей раз условия, приближенные к реальным.

Дерфлер, Коллега Шубберта из того же кельнского университета, скармливал мышам листья сои и прослеживал судьбу ДНК гена рубиско (рибулозобисфосфаткарбоксилазы) в организме мышей. Это ген, который кодирует главный фермент, фиксирующий углекислый газ в процессе фотодыхания. Белок, продукт этого гена, самый распространенный белок в зеленых частях растения. И действительно, обнаружилось, что растительная ДНК даже более стабильна, чем вирусная и непереваренном виде до кишечника доходят иногда довольно большие куски, попадают в кровь, а с нею в печень и селезенку. Впрочем, куски ДНК хоть и попадают в кровь, а с нею и в другие органы, но наблюдать «включения» гена не удалось ни разу, также не наблюдалось встраивания гена в геном мышей.

Итак, по результатам экспериментов мы знаем, что некоторые вирусные последовательности, попав в большом количестве с пищей в организм, способны в непереваренном виде проникнуть в кровь и даже плацентарный барьер им не помеха. Это не бог весть какая новость, мы и до этого знали, что вирусы могут попадать капельно-воздушным путем прямо в носоглотку, а оттуда в кровь и так далее. А если их скармливать большой ложкой, то уж они точно куда-нибудь проникнут. Однако мы узнали, что растительная ДНК тоже переваривается не вся и может проникать большими кусками в кровь, селезенку и печень. А возможно даже и в плод. Что она там делает не ясно. Надо бы разобраться. Следующий вопрос, который стоял на повестке дня — допустим, большие куски непереваренной ДНК проникли в плод. А вдруг они там встроились в геном плода? Эта волнующая тема называется germline transfer. То есть горизонтальный перенос чужих генов в геном репродуктивных клеток.

На этот раз придумали кормить мышей молекулой ДНК с геном зеленого флюоресцирующего белка. И кормили каждый день на протяжении 8ми поколений с целью установить, а не «засветится» зеленым вдруг какой мышонок. Чтобы усложнить задачу, кроме скармливания, еще и вводили эту ДНК инъекцией внутримышечно. Как, впрочем, и ожидалось, вся ДНК элиминировалась, и не наблюдалось ни одного случая встраивания этой ДНК в геном мышей, ни в результате орального употребления, ни в результате инъекций. Итак, даже если чужеродная ДНК и попадает в виде больших кусков в кровь, germline transfer не наблюдается.

Публикации.
Однако, тема съеденной ДНК продолжает развиваться. От артефактной М13 ДНК и обычного рубиско, перешли к реальным трансгенным растениям. Следим за руками:

Статья:
Detection of transgenic DNA in milk from cows receiving herbicide tolerant (CP4EPSPS) soyabean meal.
Выводы:
«The results showed that transgenic DNA could not be detected in milk from cows receiving upto 26.1% of their diet DM as herbicide (glyphosate)-tolerant soyabean meal.“
Статья:
Effects of feeding rations with genetically modified whole cottonseed to lactating Holstein cows.
Выводы:
No sample was positive for transgenic or plant DNA fragments at the limits of detection for the assays following detailed data evaluation criteria.
Статья:
Effects of corn silage derived from a genetically modified variety containing two transgenes on feed intake, milk production, and composition, and the absence of detectable transgenic deoxyribonucleic acid in milk in Holstein dairy cows.
Выводы:
All milk samples were negative for the presence of transgenic DNA from either trait or the Cry1Ab protein.
Статья:
Influence of glyphosate-tolerant (event nk603) and corn rootworm protected (event MON863) corn silage and grain on feed consumption and milk production in Holstein cattle.
Выводы:
“These two studies indicated that insertion of a gene for glyphosate tolerance or corn rootworm protection into a corn hybrid did not affect its nutritional value (as measured by efficiency of milk production) for lactating dairy cows compared with conventional corn hybrids.”
Статья:
Effect of Corn Silage from an Herbicide-Tolerant Genetically Modified Variety on Milk Production and Absence of Transgenic DNA in Milk
Выводы:
Polymerase chain reaction analyses of milk samples collected at wk 1, 6, and 12 of the study showed that none of the 90 milk samples tested positive, above a detection limit of 2.5 ng of total genomic DNA/mL of milk, for either tDNA (event T25) or the single-copy endogenous Zea mays gene, alcohol dehydrogenase. Using ELISA assays, the protein expressed by the T25 gene was not detected in milk.
Статья:
Tracing residual recombinant feed molecules during digestion and rumen bacterial diversity in cattle fed transgene maize
Выводы:
To date, no specific biological risks of feeding transgene Bt176 maize to cattle have been discovered in short-term experiments, either for the animals or the consumers health when using such transgene-derived cattle products.

Количество подобных статей в 2005 году было около 40ка , а на сегодняшний день приближается к сотне. Лично у меня захватывает дух, от того объема исследований и разнообразных подходов в изучении особенностей ГМО. Например.

Горизонтальный перенос генов в бактерию.

Это только одна сторона изучения судьбы ДНК в организме. Отдельное внимание заслуживает ген устойчивости к антибиотику, как побочный продукт производства трансгенных растений. Коль скоро непереваренные куски ДНК способны доходить до кишечного тракта, вероятно существует определенный риск, что бактерии захватят этот ген устойчивости к антибиотику и приобретут новое качество. Да, такой риск существует. Но! Знаете ли вы, что в гены устойчивости к ампициллину или пенициллину присутствуют в норме у почвенных бактерий. Мы употребляем ежедневно миллионы канамициноустойчивых бактерий и устойчивые к антибиотику бактерии уже присутствуют в норме в 10-20% человечества. Однако допустим, что событие переноса канамициноустойчивого гена из трансгенного растения для нас принципиально. Экспериментально подсчитано, что вероятность такого события при оптимальных условиях составляет 10^(–13 )на один ген . Но и оно не является критичным, если на бактериальную популяцию не совершается селекционного давления.

Допустим, остатки трансгенного растения сгнили на полях и ДНК попала в окружающую среду. Можно предположить, что ген устойчивости к антибиотику попадет в почвенные бактерии. Посчитали и это. В оптимальных лабораторных условиях вероятность такого события меньше, чем 2х10^(–17), а в естественных условиях вероятность «несчитабельная».

Все эти результаты отдельно рассмотрены и просуммированы в докладе экспертной группы Novel Foods Task Force of ILSI Europe „Safety Considerations of DNA in Food“

В завершение я процитирую выводы группы по пунктам:
1.Все ДНК, включая искусственно встроенные генетические вставки состоят из одних и тех же 4х нуклеотидов.
2. С точки зрения разнообразия поступления ДНК с пищей, употребление ГМО пищи не изменяет количество потребленной ДНК.
3. Учитывая естественное разнообразие последовательностей ДНК, встраивание отдельных генов в геном не изменяет химических характеристик ДНК.
4. «Метаболитическая судьба» ДНК в пищеварительном тракте не зависит от происхождения ДНК.
5. В обычно потребляемых количествах ДНК не токсична.
6. Нет сведений, что ДНК ГМО отличается по качеству имунного ответа.
7. Проникновение, вcтраивание отдельных участков ДНК в геном бактерий пищеварительного тракта нельзя исключить. Однако вероятность такого события крайне низкая.
8. Наблюдались примеры проникновения непереваренных молекул ДНК, поступивших с пищей, в клетки животных. Однако, существуют эффективные механизмы предотвращающие встраивание этих молекул в геном клеток. Нет ни одного экспериментального примера, подтверждающего какую-либо возмножность встраивания чужеродной ДНК, поступившей с пищей.

Пуштаи — специалист по лектинам. Лектины — большая группа белков, способных связывать полисахариды. У животных они играют роль распознавания полисахаридов у патогенов и, как результат, запускают имунный ответ. У растений их роль до конца не ясна, предполагается, что они играют защитную роль в борьбе с паразитами. Также известно, что употребление их с пищей вызывает аллергические реакции и имунный ответ. Они есть и в пшенице, и в бобах, семенах и орехах. Если их потреблять немного, то вполне безопасно.

Десять лет назад биотехнология переживала свое звездное время. Это сейчас это рутина, к тому же вызывает серьезное отторжение в обществе. А тогда это было модно. Искались любые пути и возмножности чего-то там изменить в растениях. И вот Пуштаи в шотландском университете в кооперации с фирмой Cambridge Agricultural Genetics разрабатывает идею включения в картофель гена лектина из подснежника в целях поднять устойчивость картофеля к нематоде. Уже было известно, что этот лектин вроде способствует устойчивости, более того, было исследовано, что этот лектин, скармливаемый крысам в чистом виде, не вызывает у них никаких побочных эффектов.

Такой картофель был сконструирован, готовился к коммерциализации и проходил фазу дополнительных исследований. Ожидалось, что никакого особенного эффекта на крысах быть не должно, но тут вскрытие крыс, которые ели трансгенный картофель, показало, что что-то тут не так. И тут началась череда странных событий, которая нанесла непоправимый урон и репутации ученых, и репутации биотехнологических компаний, и репутации журналистов и биотехнологии в целом.

Пуштаи представил свои результаты и предложил возможное объяснение, которое ключевое и собственно вокруг этого объяснения разгорелся сыр-бор. А объяснение следующее: не сам ген лектина и не его продукт причина, а именно тот путь, с помощью которого был этот ген встроен. То есть сама генная модификация привела к такому эффекту, а это означает фактически опасность технологии. На горизонте зарисовались журналисты с жаждой горячительного. (Это еще результаты Пуштаи нигде не опубликованы, а он продолжает свои исследования).

И тут Rowett Research Institute выпускает весьма странный пресс-релиз, где утверждает, что никакого такого исследования институт не проводил, аспиранты что-то там сами напутали. Пуштаи уволен. За то, что продемонстрировал свои результаты телевидению до того, как они прошли научную экспертизу. Вот тут разгорается нешуточный скандал — институт уличен в конкретном вранье, хотя в научной среде действительно не принято кричать на каждом углу о результатах.

На руководство Rowett Research Institute устроено большое разносторонее давление и со стороны ученого мира и со стороны политиков. Профессор Robert Orskov, который сам работал в Rowett Research Institute утверждал, что дескать Монсанто сказало Клинтону, чтобы Клинтон сказал Блэру, чтобы Блэр там всем заткнул рот. Насколько это испорченный телефон, судить не буду. В результате на защиту Пуштаи стали сами ученые — подготовили и подписали петицию. В общем ученые не любят, когда им закрывают рот в политических мотивах. Однако разговоры разговорами, а результаты надо поставить на суд самих ученых.

К тому моменту накал был уже нешуточный. Результаты нигде не принимали. И вот тут уже непонятно — то ли действительно результаты недостаточно убедительные, то ли сами ученые оглядываются на политическую коньюнктуру. Отвратительная ситуация. Наконце статья отправлена в Ланцет, где ее рассматривает неожиданно большое число экспертов — шесть, вместо троих. Пять дает заленый свет, хотя все они независимо отметили выводы, как недостаточно убедительные и дизайн эксперимента под вопросом. Шестьй ревьюер, Prof John Pickett, посовещавшись с королевским научным обществом и изучив протоколы остальных ревьюеров, обвинил их всех в прогибе перед давлением общественности. Тем не менее статья была опубликована в журнале Ланцет. По количеству коментариев к статье можно убедиться, сколько внимания привлекает к себе эта тема.

Результаты опубликованы, работа остановлена, трансгенный картофель уничтожен, а дебаты продолжаются.

Что же не так с работой Пуштаи?

Прежде, чем поинтересоваться мнением экспертов, я сначала сама прочитала работу, чтобы составить свое, независимое предстваление и не сильно удивилась, что в общем-то не ошиблась.

Трансгенный картофель оказался вредным для здоровья крыс? Несомненно. Тут никаких вопросов не возникает.

А вот действительно ли это, как спекулировал Пуштаи, результат того, каким образом встраивали конструкцию, по результатам статьи судить совершенно невозможно. И ту же ошибку, причем значительно грубее, делает Ермакова.

Попробуйте проследить логику, с учетом того, что я уже о трансгенных растениях рассказывала.

Вы берете обычный картофель (сою, рис, рапс) и те же растения, но трансгенные сорта. Скармливаете крысам и наблюдаете эффект, скажем, при скармливании трансгенов. Казалось бы, все логично и очень большой соблазн сделать выводы, что да, причина наблюдаемого эффекта — трансгенность. Но увы, это не так. Потому что трансгенность это далеко не единственное отличие. Не только между трансгенными растениями есть отличия, но даже у двух обычных сортов той же сои минеральный состав, вторичные метаболиты и белковая композиция существенно отличаются. Это как бы мы сравнивали две колы: одна с кофеином от компании кока-колы, а другая, без кофеина, от компании пепси-кола и пришли бы к выводу, что поскольку нас стошнило от кока-колы, значит дело в кофеине. А на самом деле они могут отличаться по каким-то другим наполнителям.

Если сравнивают ГМО и не ГМО, то прежде всего делают биохимический анализ продукта, чтобы убедиться, что он хотя бы схож по составу и отличается только по присутствию-отсутствию генетической вставки. Так делали в своих экспериментах Brake and Evenson. Ермакова же сравнивает трансгенною сою с соевым шротом неизвестного происхождения. Это не просто некорректно, это вопиюще некорректно. Например, если сравнивать трансгенный рапс с каким-либо нетрансгенным рапсом неизвестного происхождения. Он вполне может содержать ядовитые гликозиноляты и мы будем наблюдать совершенно обратный эффект — крысы будут дохнуть как раз от обычного рапса.

Пуштаи для обхода этих нюансов для контроля использовал тот же сорт картофеля, который потом протрансформировали. Казалось бы все корректно. Но! Тут есть еще один нюанс: два трансгенных растения с той же вставкой, это два разных растения. А три разных растения с той же вставкой — это три разных растения. Если я сконструировала только одну генетическую линию трансгенного гороха и наблюдаю какой-то эффект, то я могу сколько угодно времени проводить в лаборатории, мои результаты никто не опубликует. Потому что мне надо доказать, что то, что я наблюдаю — это не результат какой-то спонтанной мутации или так называемый позиционный эффект, когда при встраивании моей конструкции выключился какой-то важный ген, а именно эффект работы встроенного гена. Поэтому мне надо много разных трансгенных линий и в каждой наблюдать подобный эффект.

Так вот, Пуштаи проанализировал только одну линию трансгенного картофеля. На этом основании его выводы исключительно спекулятивные. Кроме того, мы уже сейчас знаем, что продукт встроенного гена — белок, подлежит различным модификациям. Особенно часто это происходит в запасающих частях растения — в семенах или клубнях картофеля, как в случае Пуштаи. Эти органы особенные, они готовятся к спячке, там у белков особая судьба, они должны надежно упаковаться, чтобы защитить себя от деградации. Я сама наблюдала, как один и тот же белок в трансгенных семенах гороха в одной линии корректно накапливается нужного размера, а в другой линии тот же белок режется на две части. В одной линии сохраняется в органах длительное время, в другой быстро деградирует. И это одна и та же генетическая конструкция, один и тото же белок в одном и то же сорте растений. Белок может разрезаться, на него могут навешиваться молекулы фосфора или метильные группы, он может по разному сворачиваться. Это действительно то, что мы можем плохо предсказать в трансгенных растениях, но мы знаем, где искать и должны это исследовать.

Как я уже писала где-то в предыдущих статьях, стоит ожидать новых статей, в которых могут быть продемонстрированы опасные для здоровья эффекты. Это нормально, но это не означает, что все ГМО опасные. Что важно в этом смысле для ученых? Важна прозрачность и возможность всесторонних независимых исследований. И меня, как ученого, особенно беспокоят подобные новости и даже теоретическая возможность какого-либо коммерческого контроля над научными исследованиями, под каким бы это соусом не преподавалось. Это неправильно. То есть мне совершенно очевидно, что опасность ГМО может крыться в непрозрачности исследований. И история с Пуштаи отрезвила многих заговорщиков и сыграла в результате очень важную роль.

А что касается конкретики, чем могуть быть ГМО опасными, то коль скоро мы встраиваем определенный ген и придаем организму новое качество, то очевидно оно может быть сознательно не очень хорошим. Но это уже разговоры о злодеях-ученых, конструирующих на заброшеном острове смертельные вирусы.

Пока мы с уверенностью можем сказать, что те трансгенные растения, которые попадают нам на обеденный стол, они безопасные и для здоровья и для окружающей среды. Более того, бонус для тех, кто дочитал. Если кто краем уха слышал историю, что в Америке массово дохнут пчелы и это все зловредная пыльца ГМО, то буквально на днях вышла статья, где исследования вполне убедительно показывают, что падеж скота пчел вызван вирусом, разрушающим рибосомальный аппарат. ГМО как бы ни при чем.

В ходе парламентских слушаний 7 июня начальник отдела организации санитарного надзора за питанием Роспотребнадзора Г. Е. Иванов заявил, что на российском рынке ничтожно малое количество продуктов создано на основе генных технологий. «Это все импортные продукты. А хотелось бы, чтобы эту нишу заполнили продукты, биотехнологии российского производства» (РИА Новости). Кроме того, Роспотребнадзор не считает целесообразным увеличивать площадь маркировки генетически модифицированных продуктов до 20% и отмечает, что в российском обществе необходимо формировать позитивный имидж ГМО. По словам Г. Е. Иванова, такие идеи выдвигались в том числе и на законодательном уровне. «Мы не поддерживаем данное предложение, потому что наше население и так напугано информацией о биотехнологических продуктах. Внедрение таких надписей еще более усугубит отношение общества к этим продуктам». Он добавил, что, согласно данным Всемирной организации здравоохранения, генно-модифицированные продукты не представляют опасности для здоровья человека.

И понеслось... «Людоеды», «Подлые отравители и агенты западных стран — врагов России», «Кары за вредительство не боитесь?», «Это что, шутка или Роспотребнадзор захватила шайка (непечатное слово)?», «Правильно! а еще создать позитивный имидж крысиному яду, а то крысы его не жрут, сволочи!», «В гипермаркетах и так нет еды — только заменители, не знаешь, чем ребенка кормить. Онищенко — в отставку!»... В народе живет уверенность, что ГМО — это плохо, и намерения людей, которые предлагают ГМО-продукты в пищу россиянам, добрыми быть не могут. Да зачем далеко ходить — все они лоббисты проклятой компании «Монсанто» (главным монстром считается именно она, хотя на рынке присутствуют и многие другие), которой только бы нажиться, а дальше хоть потоп.

«И все-таки, почему ГМО — это так страшно? — Да гадость же, гадость, все знают, что гадость, и она уже везде!» Давайте разбираться: что знают все и сколько в этом правды.

«Совершенно смутно и непонятно».

Начнем с явного бреда. «Геном является не столько набором аминокислот, сколько носителем голографической волновой структуры, о которой обычная генетика или не догадывается или совершенно смутно и непонятно» (стиль оригинала сохранен). «Селекция — это ФЕНОТИПИЧЕСКОЕ, это не изменение генома. Генотип первичен и стабилен у каждого вида». «ГМО не может быть не вредным, уже по определению, как любая созданная человеком дрянь».

Правильный ответ на подобные реплики — «до свидания». Не стоит тратить время на беседы с людьми, которые рассуждают о переднем крае науки, не освоив школьный курс. Геном — это нисколько не набор аминокислот, а селекция изменяет не только фенотип (комплекс внешних и поведенческих признаков), но и генотип. Разница между геномом и генотипом — уже сложнее, но генотип, помимо прочих нюансов, — это совокупность генов особи, говорить о «генотипе вида» нельзя. И геном, конечно, претерпевает изменения в ходе эволюции: хорошо известны микроэволюционные процессы у человека, например изменения частот генов в популяциях, повышающие устойчивость к серповидно-клеточной анемии или низкому содержанию кислорода в горном воздухе.

Волновая структура ДНК, с помощью которой она якобы осуществляет свои функции, — типичный пример псевдонауки. Ученые не принимают ее всерьез (члены академий эзотерических наук не являются учеными). Установление биохимических механизмов, посредством которых информация, записанная в ДНК, проявляет себя на уровне организма, — одна из величайших научных побед ХХ века. Сегодня рассуждать о том, что дело тут может быть не в последовательности нуклеотидов, а в физических свойствах двойной спирали, — примерно то же самое, что убеждать окружающих, будто изображение на экране телевизора создают не микросхемы, блок питания и ячейки плазменной панели, а тепло, исходящее от корпуса.

Что касается последнего афоризма — автор, очевидно, считает идеалом даже не кроманьонцев, а еще более дальних наших предков, которые не создавали никакой дряни ввиду небольшого объема мозга. Но, как заметил Терри Пратчетт, те, кто практикуют «возврат к природе», очень быстро понимают, почему весь ход цивилизации был направлен на то, чтобы уйти от природы как можно дальше.

«В России нет законодательства, регулирующего производство и продажу продуктов из ГМО». Про людей, делающих подобные утверждения, в Сети говорят, что их «забанил гугл» — то есть они не хотят или не могут получить информацию, которую поисковая система Google находит за секунды.

Действующая в РФ система контроля генно-модифицированных источников считается одной из самых жестких. Как мы писали в январском номере 2008 года, согласно Закону о защите прав потребителей от 12 декабря 2007 года, российские производители обязаны маркировать продукты, содержание ГМ-ингредиентов в которых превышает 0,9%. (До того полагалось маркировать продукцию с любым, даже следовым содержанием ГМО, что технически бессмысленно.) В Евросоюзе нижняя граница такая же, в Японии маркируют продукцию с содержанием ГМ-ингредиентов выше 5%, в США маркировка не требуется.

Теперь о том, как выполнение этого закона контролируется. Указом Президента от 30 января 2010 года утверждена Доктрина продовольственной безопасности РФ. Одно из основных ее направлений — контроль соответствия требованиям российского законодательства продовольственных продуктов, в том числе импортных. «Необходимо исключить бесконтрольное распространение пищевой продукции, полученной из генетически модифицированных растений с использованием генетически модифицированных микроорганизмов, имеющих генетически модифицированные аналоги».

Цитата с красной строки: «В 2010 году Федеральной службой по надзору в сфере защиты прав потребителей и благополучия человека исследовано всего 33 423 пробы пищевых продуктов на наличие ГМО, выявлены ГМО в 55 пробах (0,16%)» (Государственный доклад «О санитарно-эпидемиологической обстановке в Российской Федерации в 2010 году», последний из доступных на момент написания статьи — данные по 2011 году ожидаются). Найти этот секретный документ на сайте Роспотребнадзора нетрудно, было бы желание. Из него можно узнать и данные за прошлые годы — аналогичные проверки, разумеется, проводились и до президентского указа. Тенденция — снижение содержания ГМО.

Лично меня в этом госдокладе больше взволновали соседние с ГМО абзацы, например, о несбалансированном рационе граждан, с преобладанием колбасных и макаронных изделий на фоне недостатка фруктов и овощей. Или об алкогольной продукции. В стране два процента населения — тяжелые алкоголики, а мы беспокоимся, не повредят ли нам ГМО...

Информации о нарушителях — тех, кто продает немаркированную продукцию с содержанием ГМ-компонентов более 0,9%, — в докладе за 2011 год мы не нашли, но в 2009 году таких было 52,27%, в 2008 году —51,01% (спасибо борцам с ГМО: кому охота наклеивать на свою продукцию ярлычок «яд и онкоген»?). То есть примерно половина от долей процента. Вот ответ на вопрос, почему мы не видим этикеток «содержит ГМО» на российских прилавках.

Если продукт прошел соответствующую сертификацию, производитель может поместить на упаковке обозначение «не содержит ГМО». И это обозначение мы порой видим в самых неожиданных местах, например на пачке поваренной соли. Понять производителей можно: зеленая метка повышает привлекательность продукта, а если еще и делать для этого ничего не нужно (не могу себе представить психически нормального лаборанта, который станет проверять поваренную соль на наличие каких бы то ни было генов или белков) — совсем хорошо. Добавим, что из московских продуктовых магазинов знак «не содержит ГМО» вскоре должен исчезнуть — в апреле 2012 года власти Москвы приняли решение его отменить. Маркировка продуктов, содержащих более 0,9% ГМО, конечно же остается обязательной.

Сейчас в России разрешены к применению в пищевой промышленности ГМ-сорта кукурузы, картофеля, сои, сахарной свеклы и риса, причем все эти продукты закупаются за рубежом, на территории РФ их не выращивают. Прошу обратить внимание: в этом списке нет гречихи, бананов, помидоров, пшеницы, подсолнечника.

Бананы и тараканы.

Обитатели форумов возмутятся: «Какая наивность! Вы действительно верите, что к нам из-за рубежа ввозят только разрешенное? Да там уже все есть, и пшеница, и бананы, и рыба, и помидоры — ГМО, и мы все это едим!» Давайте разбираться, что есть за рубежом. Рыбу оставим на другой раз (заметим только, что генно-модифицированными могут быть только виды, выращиваемые в аквакультуре, а промысловые, живущие в океане, — вряд ли), ограничимся ГМ-сортами растений.

Разобраться с растениями нам поможет сайт Международной службы по внедрению агробио-технологических разработок (International service for acquisition of agri-biotech applications). Там есть регулярно обновляемая база данных по ГМ-сортам растений, используемым в сельском хозяйстве. В нее включены как пищевые сорта, так и хлопок, цветы, табак. Имеется поиск по видам растений, фирмам-производителям, целям модификаций (устойчивость к вредителям, устойчивость к гербицидам, улучшение внешнего вида, если речь о цветке...) и по государствам, разрешающим тот или иной сорт. В базе присутствуют и страны третьего мира, которые в последние годы активно развивают биотехнологии, — им не до волновой структуры ДНК, у них продовольственная проблема. Очевидный недостаток этого ресурса состоит в том, что, хотя он некоммерческий и не принадлежит компании «Монсанто», его создатели не считают ГМО злом. Но к сожалению, интернет-рупоры противников ГМО не вызывают доверия — слишком много эмоций и слишком часто попадаются ошибки. Для объективности вот еще два источника: база данных на правительственном ресурсе США, посвященном регуляции биотехнологий, и «GMO Compass» (база данных в основном по Евросоюзу, но с разъяснениями ситуации в других странах).

«Кстати, бананов без ГМО уже вроде не существует». Далее возможны варианты. Из-за ГМ-бананов аллергия у детей. Из-за них же погибают мадагаскарские тараканы, которых разводят любители и которые банановую диету предпочитают любому другому корму. Более того: вы замечали, что в Москве, Санкт-Петербурге и других больших городах из жилых домов несколько лет назад исчезли рыжие тараканы? Думаете, морить стали лучше? Нет...

Насчет мадагаскарских тараканов убедительно. Но факт остается фактом: ни на одном из трех упомянутых выше ресурсов в списках ГМО, представленных на рынке, бананов нет. Ни в Аргентине, ни в Австралии, ни в Уругвае, ни в США, цитадели мирового ГМ-зла. Есть лабораторные разработки. Например, в Австралии сделали бананы с повышенным содержанием железа и провитамина А. Многие исследователи стремятся получить сорт, устойчивый к грибковому заболеванию под названием «черная сигатока», которое буквально опустошает плантации (кстати, фунгицидами бананы обрабатывают, что правда, то правда), а также к бактериальным инфекциям. Желание объяснимое: природная устойчивость к болезням у бананов невысока. Их давно выращивают в монокультуре и к тому же без полового размножения — окультуренные бананы стерильны, в их плодах, как нетрудно заметить, нет семян (точнее, попадается одно жизнеспособное семечко на несколько сотен плодов). А значит, и генетического разнообразия, которое могло бы повысить устойчивость, у них практически нет. Да и селекцию стерильность плодов сильно замедляет. Так или иначе, версию с коварными фермерами, которые похищают лабораторную линию ГМ-банана и потом заваливают этими бананами всю Россию, трудно рассматривать всерьез.

Сказки про бедных и богатых фермеров.

«Еще вот пишут, что семена генетически измененной пшеницы не прорастают. Фермеры должны каждый год закупать их у компании-поставщика. А компаний таких несколько на весь мир... — ...и по этому поводу, кстати, некоторое время назад были довольно существенные волнения в Индии. Естественно, подавленные «правоохранительными органами»... Правда, они «не прорастают» не из-за опасности ГМО самой по себе, а потому что именно так и задумано для обогащения всяких монсант...»

Новые токсины, аллергены, канцерогены — любые ужасные последствия возможны. Совсем другое дело — селекция. Она же точно не создаст ничего вредного и предосудительного, она натуральна и проверена временем?
К примеру, ГМ-картофель, в который «встроен» ген, отвечающий за производство смертельного для колорадского жука токсина, традиционно считается вещью страшно подозрительной и непредсказуемой. Если картошку даже жук не ест, значит, с ней что то не то, и не картофель это вовсе. Представляете, что он может сделать с человеком?

Давайте представим. Пусть жук действительно может считаться индикатором съедобности картофеля. Но еще совсем недавно по меркам эволюции не только человек, но и жуки ничего не знали о картофеле и вообще питались никому не нужным колючим паслёном. Нужно ли признать паслен съедобным как традиционную пищу жуков? А может, стоит счесть полезной беладонну, которой это вредное насекомое не прочь отобедать? Наконец, что мы будем делать с капустой, морковкой, клубникой, яблоками и киви, всей остальной едой, которую вредитель есть категорически отказывается?

«Применимость колорадского жука как инструмента для определения съедобности ограничено только одним картофелем», — однажды возразили мне. Удобно и снимает ехидные вопросы. Жаль, что также абсурдно.

Каждое растение на этой планете является кладезью не только витаминов и микроэлементов, но и разного рода антибиотиков, пестицидов, фунгидидов, консервантов и прочей химии. Любое растение изначально является маленькой фабрикой по производству химического оружия, и оно готово в любой момент развернуть его против желающего полакомиться им. Съедобность картофеля для жука не показатель съедобности для человека. Это показатель находчивости эволюции, давшей насекомому возможность избавляться от вредных картофельных гликоалкалоидов (http://www.ncbi.nlm.nih.gov/pubmed/15260230).

Это свойство жука не делает картошку безопаснее, случаи отравления натуральным соланином из селекционного картофеля не так уж редки.
В конце 1960-х годов в США на рынке появился новый вкусный сорт картофеля «Ленапе» (Lenape). Красивый желтый цвет и высокое содержание крахмала делало его идеальным для жарки. Был и еще один приятный бонус — устойчивость к фитофторе, способной уничтожить урожай чуть ли не полностью. Колорадские жуки при этом такой картошкой не брезговали. Что, с точки зрения современных противников ГМО, однозначно говорит о безопасности.
Темная сторона желтых клубней открылась уже через несколько лет после начала культивирования. Потребители стали жаловаться на тошноту, диарею и другие симптомы отравления. Проверки выявили виновного. В погоне за устойчивостью против вредителей селекционерам удалось многократно увеличить уровень производства картофелем соланина, безвредного для колорадского жука, но вредного для человека. Генных модификаций не понадобилось — всё произошло абсолютно естественным путем. Но проверять на безопасность ведь не надо, это же селекция!
Колорадский жук врать не будет, не так ли? Кто знает, сколько таких «соланиновых» сортов картофеля, а вместе с ними напичканных натуральными токсинами капусты, моркови, кабачков и остальной «натуральной» еды сегодня можно купить?

Опыты на потребителях были прекращены достаточно быстро, и картофель отозван (http://link.springer.com/article/10.1007/BF02864812). Никто не успел погибнуть. К слову, если бы «Ленапе» был сделан с помощью генной модификации, то никого даже не стошнило бы. Он просто не прошел бы элементарную лабораторную проверку. Но ГМО ведь нельзя. Нет, нет! У них же риски и непредвиденные последствия.

Это удивительное явление современной жизни. Пытаясь уйти от рисков и достичь максимальной эффективности, мы целенаправленно выбираем самые рискованные и непродуктивные технологии. ГМО с парой известных измененных генов, изучаемых десятилетиями, считаются подозрительными. А сорта, выведенные с помощью селекции, часто с применением ионизирующего излучения и сильных химических мутагенов, меняющих и тасующих случайным образом одновременно тысячи генов, считаются безопасными и не требующими дополнительных исследований. На самом же деле именно селекция, а не генная модификация, является даже не топором, а бензопилой, создающей хаос в геноме растения.
Хотя что еще можно ожидать от тех, кто всерьез считает колорадского жука индикатором съедобности!

Начиная с заголовка, мы предупреждаем читателей, что данный текст содержит многократные упоминания слова ГМО, безопасность употребления которого не доказана. В том числе не доказано, что услышанное, произнесенное, написанное или прочитанное слово “ГМО” не скажется на здоровье человека его услышавшего, произнесшего, написавшего или прочитавшего или на здоровье его потомков во втором или в третьем поколении. Даже если принять, что по отдельности слова “Генетически”, “Модифицированный” и “Организм” существуют в языке достаточно давно и поэтому, предположительно, безопасны (хотя и это спорный вопрос, тревожащий некоторых специалистов), упомянутая последовательная комбинация этих слов и аббревиатура “ГМО” были искусственно созданы совсем недавно.

На сегодняшний день не доказано, что слово ГМО не может вызывать у людей рак, аутоиммунные заболевания, аллергии, понос, запор, геморрой, болезнь Альцгеймера, рвоту, нежелательную беременность, аутизм, суицидальные мысли, избыточный вес, инсульт, сердечный приступ, выпадение волос, шизофрению, алкогольную зависимость, утрату зрения, слуха, ослабление иммунной системы, паралич дыхательной мускулатуры, прыщи, воспаление внутреннего уха или аппендикса, депрессию, камни в почках, импотенцию. Список подобных кондиций можно продолжать еще очень долго.

А между тем не секрет, что, слова, которые мы читаем или слышим, произносим или записываем, воздействуют на наш мозг, порождая мысли. Поэтому, слова могут непосредственно повлиять на наш организм. Возбуждение словом “ГМО” определенных отделов мозга может привести к выбросу в кровь каких-нибудь гормонов, которые в свою очередь могут воздействовать на клетки, возможно, даже на клетки репродуктивной системы или даже на клетки самого мозга! Не доказано, что подобное воздействие не может приводить к мутациям, повреждению митохондрий, нарушению клеточного цикла.

Еще один риск, связанный с употреблением слова ГМО заключается в том, что это слово может “убежать” за границы текущих смысловых значений и вытеснить другие слова из языка. Частота употребления слова “ГМО” сегодня достигла беспрецедентных значений (см. статистика запроса GMO в Гугле, рисунок). Неужели и это слово ждет судьба, настигшая другое слово из трех букв, которое и произносить-то стыдно. Только представьте незавидное будущее языка: “подай мне это ГМО”, “сам ты ГМО”, “еще раз скажешь, получишь у меня по самое ГМО”, ”нажрался в ГМО” и в таком духе.

Между тем, существует огромное количество журналистов, а также деятелей науки и политики, которые делают карьеру на слове ГМО. Это слово постоянно упоминается в блогах, научных и научно-популярных статьях, заголовках желтой прессы, на радио, на ТВ, на просторах Интернета. Разумеется, с употреблением этого слова зарабатываются огромные деньги. Возможно, именно поэтому ученые неохотно проводят исследования о влиянии слова ГМО на здоровье людей. Сомневаюсь, что кому-нибудь удастся пробиться через подкупленных рецензентов и опубликовать статью в научном журнале об опасности слова ГМО: ГМО лобби не позволят.

Сегодня ни один человек не может уверенно заявить, что находится в безопасности от слова ГМО. Представьте: вы покупаете свежий выпуск газеты и даже не подозреваете, что в одном из абзацев, между традиционными и проверенными временем словами “молитва” и “уринотерапия” написано это неприятное слово: ГМО. Какие могут быть последствия такого “сюрприза”? Как жить специалисту, который вынужден слышать это слово каждый день? Наука все еще не в состоянии дать убедительный ответ.

Кто знает, что случится, если взять нескольких крыс и, надев на них наушники, заставить слушать аудиозапись, с повторяющимся словом “ГМО”? В качестве контроля другим крысам можно дать слушать запись “Отче наш”. Безусловно, такие исследования необходимы, ведь на кону здоровье граждан! Но что можно сделать уже сейчас? Необходимо введение обязательной маркировки текстов, передач и сообщений о том, что текст, передача или сообщение содержат или не содержат слово ГМО. Для решения этой задачи должна быть создана специальная комиссия, которая (за умеренную плату, взимаемую с авторов сообщений, но ни в коем случае не с потребителей), будет проводить лингвистический анализ текстов и аудиозаписей на предмет наличия этого слова и только после того анализа будет возможна публикация с маркировкой “не содержит ГМО”. В комиссию смогут войти отважные люди, герои, готовые рисковать своим здоровьем ради блага общества, ведь им предстоит постоянно работать со словом ГМО.

Остается последний вопрос. Если окажется, что слово ГМО действительно вредно, кто заплатит компенсацию миллиардам людей, пострадавших по вине бездумного использования этой аббревиатуры? Поживем, увидим.

Рисунки. Динамика популярности слова GMO (первый). Обратите внимание, на сходство по форме с графиком, показывающим глобальное потепление (второй).

Впрочем, произведение размера кукурузы на её ценность увеличилось достаточно для того, чтобы любой поборник органической пищи, увидев настоящую, нетронутую человеком органическую кукурузу — зрелый початок которой мог достигать 4 см в длину — брезгливо сморщился и отказался это жрать.

Иногда, впрочем, результат был не столь удачен. Наиболее популярный пример — выведенный селекционерами в США в 1960-х годах картофель Lenape, который был великолепен со всех точек зрения, кроме одной: этот сорт внезапно вспомнил, что относится к ядовитым паслёновым, и увеличил содержание соланина в клубнях в десяток раз, в результате чего у первых попробовавших случился жестокий понос, а планы по коммерческому применению пришлось свернуть. Что занятно, в 1986 годах похожая история случилась в Швеции с давно и успешно выращивавшимся там сортом — очередной его урожай внезапно выдал концентрацию соланина в клубнях в пару раз выше нормы, в результате чего его пришлось изъять из магазинов. Почему — так толком никто и не понял, обвинили во всём холодную и мокрую погоду. В принципе, ничего особенно нового в таком поведении нет — давно известно, скажем, что луговые травы при условиях, которые они сочтут неблагоприятными, могут накапливать в себе цианид, чтобы их кто попало не жрал. Ну и, соответственно, органическая корова, сжевавшая на органическом лугу эту органическую траву, запросто может очень органически откинуть копыта. Прецеденты случались неоднократно.

Иногда результат был, напротив, слишком удачен, и получался вкусным не только для человека. Примерно полтораста лет тому назад, например, небольшой полосатый жук открыл для себя новую еду — выращиваемый человеком картофель. Мало того, что еда показалась ему весьма вкусной, так ещё и принадлежность картофеля к паслёновым оказалась жуку на руку: содержащийся в листьях соланин для жука не ядовит, зато ядовит для птиц. Поэтому вот уже полтораста лет колорадский жук жрёт картошку, а самого жука не жрёт практически никто (фазаны жрут, но они на картофельных полях встречаются сравнительно редко).

Но это всё были цветочки. Ягодки начались, когда человечество открыло для себя химию и физику, а точнее — химические мутагены и рентгеновское, а чуть позже и нейтронное облучение. С конца двадцатых годов двадцатого же века — то есть почти сотню лет тому назад — селекционеры поняли, что в принципе можно не ждать столетиями, пока растение само вырастит плод чуть краснее и крупнее, чем обычно, а взять ведро семян, полить их колхицином или этилметансульфонатом, а потом попробовать высадить (NB: do not try this at dacha, ибо все применяемые вещества мутагенны, канцерогенны, тератогенны, а также попросту ядовиты). Для верности можно взять второе ведро и сунуть его под нейтронный источник помощнее, а потом тоже высадить. Большая часть семян сдохнет, из оставшихся большая часть родится хилыми мутантами, но есть некоторый шанс, что одно семя из тысяч таки приобретёт какие-нибудь более-менее полезные мутации.

То есть, если описывать коротко, методы химической и радиационной селекции работают так: надо взять кувалду, яростно разъебошить ей ДНК, а потом посмотреть, сможет ли та собраться обратно. Есть что-то общее с забиванием гвоздей микроскопом.

Тем не менее, несмотря на полную непредсказуемость результата и общую низкую эффективность метода, он оказался эффективнее, чем сидеть и ждать тысячелетиями, пока нужные мутанты вырастут сами. Значительная часть того, что вы сейчас кушаете, включая очень-очень органически выращенные сорта, получена именно таким образом.

И, конечно, именно сейчас, когда вместо яростного забивания гвоздей микроскопом человечество наконец разобралось, с какого конца в этот микроскоп смотрят, а с какого образец кладут, и научилось аккуратно встраивать в ДНК гены с ровно нужными свойствами вместо того, чтобы просто расхерачивать эту ДНК в хлам в надежде, что обратно она случайно соберётся каким-нибудь кому-нибудь интересным образом, вот именно теперь — самое время начать протестовать против ГМО.

За возвращение микроскопа в руки профессиональных плотников, то есть.

В живых организмах постоянно происходят мутации. «Мутация» в разговорной речи, как правило, ассоциируется с чем-то негативным, но это совершенно нормальное и неизбежное биологическое явление — изменение последовательностей ДНК, составляющих геномы живых существ. Если бы в природе не было мутаций, не было бы эволюции, не было бы нас. Хотя большинство мутаций не приводит к каким-либо заметным эффектам, некоторые мутации у растений могут приводить к тому, что растение начинает лучше или быстрее расти, давать более крупные плоды. Систематически отбирая лучшие (с нашей точки зрения) растения, высаживая их на полях и тем самым осуществляя селекцию, мы увеличиваем урожайность полей и качество выращиваемых культур. Сегодня практически никто не выращивает дикие варианты растений для последующего употребления в пищу. Скажем, дикая форма кукурузы, теозинт, не показалась бы читателю съедобной.

Недостатком селекции является то, что порой приходится долго ждать появления растений с необходимыми свойствами, ведь мутации могут произойти где угодно, а вовсе не там, где надо. Чтобы ускорить появление нужных растений, иногда даже используют мутагены, приводящие к более быстрому накоплению мутаций. При таком подходе иногда среди тысяч получившихся «мутантов», многие из которых хуже исходного растения, найдется несколько с нужными свойствами. Если повезет.

Современные технологии и исследования в области генной инженерии позволили в гонке за более качественными сортами растений перейти от использования мутаций случайных к внесению мутаций направленных. Если мы не хотим, чтобы наш урожай съели насекомые, мы можем полить поля пестицидами, а можем сделать растения ядовитыми для вредителей. Если мы хотим, чтобы наше растение было богаче определенным витамином, мы можем вставить в него гены, необходимые для синтеза этого витамина (например, так был сделан «золотой рис», богатый витамином А). И так далее. Продукты генной инженерии сегодня называют генетически модифицированными организмами (ГМО). Как это часто бывает с новыми технологиями, нашлись люди, которые считают ГМО опасными. В рамках одного из круглых столов на зимней научной школе «Современная биология и биотехнологии будущего» мы попробовали разобраться в справедливости этих опасений. В данной статье это будет сделано на примере разбора лекции Ирины Ермаковой «ГМО: реальные и мнимые угрозы», прочитанной 23 октября прошлого года в рамках мультимедийного проекта «Лекто-РИА» (РИА новости), в которой были собраны вместе основные аргументы противников ГМО.

Опасение: ГМО по определению не могут быть безопасны потому, что любое вмешательство приводит к появлению организмов с неизвестными свойствами.

На самом деле, в каждом живом существе, в каждой клетке регулярно происходят новые мутации. В этом смысле «появление организмов с неизвестными свойствами» происходит постоянно и без нашего участия. Это происходит и в дикой природе, и на огороде на даче, и при селекции на крупной ферме. Такая претензия может быть предъявлена абсолютно любым продуктам питания. Само по себе это не может быть поводом для опасения.

Более того, многие технологии, которые используют генные инженеры для создания ГМО, естественным образом встречаются в природе. Например, Т-плазмида, которую генные инженеры научились использовать для внедрения нужных генов в растения, была исходно взята у природной агробактерии. Агробактерии используют эту плазмиду, чтобы внедрять в растения нужные ей гены. Но пока «генной инженерией» занимались бактерии, это никого не пугало, но стоило этим заняться людям... Тут всё и началось.

Опасение: в некоторых работах в результате потребления ГМО были выявлены патологии внутренних органов, образование опухолей, изменение гормонального уровня, бесплодие у животных и человека.

В прессе иногда появляются сообщения о том, что в такой-то работе показана опасность ГМО, например на грызунах. К сожалению, для большинства людей не представляется возможным проверить качество выполнения подобных работ. Чаще всего подобные работы содержат грубые методологические ошибки. В качестве примера вспомним нашумевшую работу французского биолога Сералини, который кормил крыс генетически модифицированной кукурузой и утверждал, что у крыс, которые ели ГМО, чаще возникали опухоли. Оказалось, что в его работе отсутствовал статистический анализ. Когда такой анализ был проведен и опубликован в том же журнале, что и сама работа, выяснилось, что те отличия, которые выдавались за эффект ГМ-кукурузы, не выходят за рамки случайного разброса данных. Если же отказаться от статистического анализа и интерпретировать данные так, как это делает Сералини, то из его работы можно сделать и совершенно парадоксальный вывод, что поедание ГМ-кукурузы увеличивает продолжительность жизни самцов крыс. В своем ответе многочисленным критикам Сералини лишь вскользь упомянул эту проблему, сказав, что «статистика не говорит правду, но помогает понять результаты». Подробно эта работа уже разбиралась в ТрВ-Наука №114, стр. 10.

Во многих работах, на которые ссылаются противники ГМО, никакого вреда от ГМО даже не заявлено. Например, в попытке обосновать опасность потребления, Ирина Ермакова ссылается на работу 2007 года Сакамото. Но в выводах работы сказано: «...эти результаты указывают, что длительное потребление диеты, содержащей до 30% ГМ-сои, не имеет наглядных негативных эффектов для крыс». Почему-то эта работа упоминается Ермаковой в одном ряду с работой Сералини, на которую она тоже ссылается как на доказательство вреда ГМО.

На сегодняшний день утверждения о патологиях, связанных с употреблением ГМО, ограничиваются анекдотами, домыслами и ссылками на работы весьма низкого качества или на работы, в которых речь идет совсем о другом. Можно привести лишь одно исключение. Известен случай, когда сделали генетически модифицированную сою с геном бразильского ореха, кодирующего белок альбумин. Оказалось, что люди, у которых была аллергия на бразильские орехи, часто вырабатывали аллергию на данную ГМ-сою. Для тех людей, кому опасно есть орехи, могут быть опасны растения с генами этих орехов. Такого рода проблемы сейчас отслеживаются на стадии испытаний ГМ-сортов.

Опасение: транснациональные компании на этом деле делают большие деньги.
Безусловно, производство ГМО приносит определенную прибыль, иначе бы этим не занимались. Но в то же время существует не менее успешный бизнес вокруг продажи «органик» продуктов (заявленных как продукты, в производстве которых не использовались никакие современные технологии, включая генную инженерию). Органические продукты обходятся потребителю в среднем на 10–40% дороже, чем аналоги. Рынок органических продуктов стремительно растет. Так, продажи органических продуктов в 2002 году составили 23 млрд долл. США, а в 2008 году — уже 52 млрд. Думаю, что существенный вклад в рост популярности органических продуктов вносит распространение идеи об опасности ГМО. К слову, о корпорациях: в Северной Америке в 2012 году большая часть производителей органической пищи была приобретена мультинациональными корпорациями. Аналогично, использование некоторых видов ГМО, например растений, ядовитых для вредителей, невыгодно химическим компаниям, производящим пестициды.

В связи с этим борьба против ГМО представляет не меньший экономический интерес для множества заинтересованных лиц и организаций, чем лоббирование ГМО для производителей ГМО. Отметим, что сам факт, что кто-то на чем-то зарабатывает, едва ли говорит о том, что производимый продукт не качественный. Хочется еще раз подчеркнуть, что крупные корпорации — это не уникальное свойство производителей ГМО, такие же корпорации есть и среди конкурентов.

Несколько слов о крупнейших компаниях, производящих ГМ-растения. Действительно, это лишь несколько гигантов, самые известные из которых Монсанто и Сенгента. По сути, эти корпорации монополизировали рынок коммерческих ГМ-технологий. Сверхстрогие регуляции в области биотехнологий приводят к тому, что ни одна стартовая биотехнологическая компания не может пробиться и составить конкуренцию гигантам. В лучшем случае их просто выкупают. В связи с этим хотелось бы демонополизировать рынок. Неплохим началом было бы поощрение разработки и использования собственных, независимых ГМ-культур на территории России.

Опасение: от ГМО погибает скот. Фермер Готфрид Глекнер (Gottfried Gloeckner) выиграл судебное дело против корпорации Сенгенты, так как из-за разработанного ими ГМ-корма погибли его коровы.

Такая история была, но до сих пор никакого процесса фермер не выиграл. Никаких подтверждений тому, что смерть коров этого фермера связана с конкретным видом ГМ-кукурузы (BT 176), нет. Более того, экспертиза Института Роберта Коха установила, что причины смерти изученных ими коров Глекнера — неадекватный уход и болезни, включая ботулизм. Вообще, ничего экстраординарного в этом происшествии нет. Например, пару лет назад в штате Висконсин погибло более 200 коров, предположительно, в связи с эпидемией инфекционного заболевания.

Опасение: ГМО вызывает рак.

Существуют технологии встраивания генов в клетки млекопитающих с помощью аденовирусов. Они могут применяться в лечении некоторых генетических заболеваний. Примером заболевания, где перспективно применение таких технологий, является амавроз Лебера. Это наследственное заболевание сетчатки глаза, ведущее к нарушению работы и последующей смерти светочувствительных клеток (палочек и колбочек). Чаще всего это происходит из-за отсутствия работающей формы гена RPE65, без которого нарушается производство зрительного пигмента. Ген RPE65 можно встроить в аденовирус, а затем произвести инъекцию вируса в сетчатку. Опыты на собаках и грызунах, а также последующие исследования на людях показали, что таким образом можно добиться улучшения зрения больных.

Однако существуют опасения, связанные с использованием подобных технологий: аденовирусы могут способствовать развитию раковых заболеваний у тех организмов, в которые их встраивают. Эти опасения неправомерно переносятся некоторыми критиками на ГМО, видимо потому, что это тоже форма генной инженерии. Разумеется, эта связь генной инженерии с онкологией не имеет никакого отношения к генетически модифицированным продуктам питания: повышенный риск рака если и возникает, то у того организма, клетки которого подвергают генной инженерии с помощью вирусов, а не у того, кто этот организм съест. К тому же для создания ГМО используются несколько другие технологии.

Более анекдотическими являются опасения, связанные с тем, что некоторые агробактерии, плазмиды из которых используются в генной инженерии растений, могут вызывать у растений подобие опухоли. Но эти опухоли вообще не имеют ничего общего с раком у млекопитающих, а с самими агробактериями человек встречается всё время, как с элементами нормальной окружающей среды.

Опасение: поедание организмов друг другом может лежать в основе горизонтального переноса, поскольку показано, что ДНК переваривается не до конца и отдельные молекулы могут попадать из кишечника в клетку и в ядро, а затем интегрироваться в хромосому. Чужеродные генетические вставки были обнаружены в клетках разных органов животных и человека.

Существуют экспериментальные работы, свидетельствующие о том, что в небольших количествах чужеродная ДНК может проникать внутрь организма животных и обнаруживаться внутри некоторых клеток, в частности некоторых клеток иммунной системы. Существует точка зрения, что это может быть частью защитного механизма по борьбе с чужеродными патогенами. В нашей исследовательской группе есть работа, в которой мы обнаружили следы РНК нескольких растительных генов, анализируя базу данных прочитанных фрагментов РНК, выделенных из тканей человека. Однако все подобные утверждения требуют тщательных проверок и независимых воспроизведений.

Независимо от того, происходит ли проникновение чужеродной ДНК в организм из еды, механизм такого проникновения не будет специфичным для трансгенных организмов. ДНК обычной картошки ничем не отличается по физическим и химическим свойствам от ДНК трансгенной картошки, и если организм может впустить ДНК трансгена, он впустит и ДНК обычной картошки. Люди всегда употребляли в пищу чужеродную ДНК, и от этого мы не стали фотосинтезирующими многоногими бесплодными грибами с ботвой, растущей из ушей.

Опасение: ГМО приводит к исчезновению насекомых.

Типичной генетической модификацией, позволяющей бороться с вредителями, является создание генетически-модифицированных генов, экспрессирующих ген cry бактерии Bacillus thuringiensis. В связи с этим возникали опасения, что этот токсин повлияет на нецелевые живые организмы. Оказывается, что токсин этот распрыскивали на полях во Франции еще с 1935 года и в США с 1958 года, при этом никакого вреда для окружающей среды обнаружено не было. Известно, что токсин действует только на представителей некоторых отрядов насекомых, поскольку для действия токсину нужно связываться с определенными рецепторами эпителиальных клеток насекомого. Если таких рецепторов нет, токсин не может подействовать. Тем не менее, ясно, что какие-то насекомые могут пострадать.

Мы не имеем права подвергать опасности здоровье наших граждан,— сказал Панков. — Поэтому надо создавать условия для наших аграриев для производства безопасной продукции, развивать экологическое и органическое земледелие

Уважаемый депутат. Ну почему, когда вы, депутаты, о чем-то рассуждаете, у вас вместо "мы сделали", "мы добились" всегда одни только "мы не имеем права" и "надо создавать" и "мы запретили"? А на выходе у вас строго нет ни ГМО, ни органического земледелия. И вся ваша деятельность напоминает героев из одного комикса — http://vk.cc/2euchT.

Но как же мы можем обезобасить наших граждан от разрушительного действия ГМО? Хорошую идею предложил на днях заместитель министра Федорова (так же хвастающегося своим незнанием) некто Александр Петриков.

Он отметил, что современной наукой недостаточно изучено влияние генно-модифицированных организмов на человека и окружающую среду.

«Маркировка товаров с ГМО не достаточно продумана,— заявил Александр Петриков. — Производитель идёт на ухищрения, нанося обязательную информацию мелким шрифтом на небольших участках упаковки».

По замыслу Минсельхоза, ситуацию исправит внесение изменений в технический регламент Таможенного союза от 9 декабря 2011 года № 881, в части использования на таких товарах маркировки крупного размера.

«Примерно так, как мы поступили с табачной продукцией»,— пояснил замминистра.

Вот так. Сначала Нилов с глутаматом. Теперь вот, его дублер. Вообще то, товарищ замминистра, может вы и не знаете, но надпись на сигаретах говорит о реальной опасности продукта, научно доказанной. А не о том, каким образом вывели растение Табак. Которое, кстати, ГМО чуть меньше, чем полностью. Хотя, это мысль. Писать на сигаретах: "Изготовлено из генно-модифицированного табака" — может курить меньше будут.

А что если пойти на встречу пожеланиям замминистра и подумать, как бы, чисто теоретически могла бы выглядеть такая предупреждающая маркировка крупного размера.

Первым делом обратим внимание на термин "генно-модифицированный организм". Если я еще что-то понимаю в русском языке, то этим термином должен обозначаться организм, гены которого каким-либо образом изменены, относительно другого, не модифицированного организма. И тут нельзя не заметить парадокса. Согласно последним научным данным, все организмы на этой планете являются родственникаи, отличающимися с точки зрения химии только последовательностью нуклеотидов в молекуле ДНК. То есть они все являются генными модификациями друг друга. Александр Петриков здесь не исключение, является генной модификацией своего папы, дедушки, шимпанзе, утконоса, картошки, колорадского жука, вымерших динозавров, выживших динозавров, малярийного плазмодия и кишечной палочки.

Поэтому, предлагаемая маркировка крупного размера, с точки зрения науки, должна наносится вообще на все, что движется или когда-то двигалось и выглядеть так — рисунок 1.

Противники такого подхода, безусловно, имеют свои возражения. Они скажут, что генная модификация, происходящая эволюцинным, диалектическим путем — это нечто другое и отличное. Маркировать продукты естественного или искуственного отбора случайных мутаций не надо. Надо маркировать лишь продукты "неправильной" модификации. Ну когда был не было гена — и вдруг стал ген.

Как по мне, я не вижу принципиальных различий между мутациями и встраиванием генов, но так и быть. Пойдем на встречу противникам и напомним им про транспозоны. Генетические паразиты, которых в геноме каждого из вас что-то около 50%. То есть в десятки раз больше, чем кодирующей ДНК. И все эти ваши транспозоны — это то, что делает из вас ГМО еще более крутое, чем делала эволюция с ее мутациями. Генная модификация ваших родных клеточек с помощью транспозонов происходит даже сейчас, когда вы читаете этот текст.

Идя на поводу сторонников маркировки, меняем проект надписи — рисунок 2.

"Не канает",— скажут противники ГМО. Транспозоны, хоть и не всегда полезны, но не являются чужеродными генами. Они наши, родные. А значит маркировать их не надо. Маркировать нужно только то, что содеражит гены, полученные из чужих организмов, которые не были ранее замечены в организме-хозяине.

Хорошо.

В таком случае обратим внимание на эндогенные ретровирусы. Которых в геноме каждого из вас что-то около 8%. То есть, как ни крути, больше, чем вашей собственной кодирующей ДНК. Большинство этих вирусов, конечно, технически мертвы. Но некоторые очень даже живы и работают. Более того, при нарушении функционирования этих "чужеродных" вирусных генов, возникают разные нехорошие патологии. А еще эти вирусы могут вызывать шизофрению.

А значит (рисунок 3)?

А значит, любой депутат и министр с замами содержат как минимум 8% чужеродных генов и могут вызывать шизофрению. Народ имеет право знать об этом.

Предвижу контраргумент противников. Мол, данные генные модификации не являются неестественными, они возникли в природе, над ними уже поработал естественный отбор и они не могут быть вредны. А вот ваши искуственные модификации, не проверенные эволюцией — вот где кроется главная потенциальная проблема от ГМО.

Соглашусь, но частично.

Нет, я не вижу проблемы в генной модификации живых существ, когда она проводится в лаборатории и преследует конкретные цели. Но я вижу проблему, очень большую проблему именно в естественной генной модификации, проходящей каждую секунду в живых организмах. Например, именно генная модификация является основной и единственной причиной рака. Но механизмы ее отличны от тех, которые придумал Сералини.

Генная модификация идет каждую секунду. Это естественные мутации в соматических клетках, которые часто приводят к раку. Это деятельность натуральных, родненьких транспозонов, часто приводящая к раку. Это деятельность чужеродных вирусов, приводящих к разным болезням, в том числе к раку. И это даже способность бактерий из вашего пищеварительного тракта встраивать свои гены в клетки кишечника и тоже приводить к раку.

Мы все ГМО, на макро и на микро уровнях. Каждый из нас генетически уникален. Даже однояйцевые близнецы не являются 100% генетическими копиями. Каждая наша клеточка отличается от другой, и дело не только в метилировании ДНК и прочей эпигенетике. Каждое новое деление клетки рожает нового генетического монстра. Ваше сердце (да и многие другие органы), движущее вас по жизни путем перекачивания крови, вообще состоит из ужасных, полиплоидных генно-модифицированных клеток чуть ли не полностью. С каждой секундой нашей жизни мы превращаемся в новый ГМО.

Так сложилось на этой планете. Нет никаких "чужеродных" генов. Есть просто гены, которые постояннно меняются, размножаются, ломаются и обретают новые функции, путешествуют по хромосомам и перемещаются из одного организма в другой. Это основа жизни и, увы, основа смерти. Это основа, которая натурально может наградить циррозом или раком печени, а может искуственно его предотвратить.

Безусловно, то, что мы все являемся ГМО, никак не подтверждает безопасность или опасность. Безопасность неоднократно доказана вполне научными, не философскими методами. Но это дает хороший повод не заниматься глупостями, оценивая качество или безопасность продуктов по наличию в них генов. Какими мы бы эти гены не были. Нельзя оценивать свойства продукта не по свойствам, а по способу его получения. Вред курения происходит не от ГМО табака, а от веществ, содержащихся в нем и образующихся в процессе сгорания этих веществ. Это то, о чем однажды так правильно написала уважаемая velta_1 в знаменитой "Саге о ГМО".

Глупо, абсолютно бесполезно и даже вредно доводить до потребителя информацию о методах получения, а не о свойствах. Тем более таким варварским и идиотским способом, как предлагает тов. Петриков.

Ну узнаете вы, что в продукте есть ГМО. Или, что нет ГМО. И что вы будете делать с этим знанием? Какой рациональный вывод вы, потребители, из него сделаете? Зачем вам вообще это знание, если вы (не все, но большинство) не сможете отличить ДНК от РНК и от белка, и наивно называете органической не химию, а еду?

Так что если и метить живых организмов, предназначенных для выпуска в окружающую среду, то метить всех и единообразно — рисунок 4.

Так и Петрикову понравится, и я против не буду.